Конфликты с властью российских литераторов, затрагивавших в своих работах маргинальные темы, случались и раньше, – и в этом есть определенная неотвратимость. Однако за подобными конфликтами старались не закреплять официальный статус, такой как передача дела в суд, выселение издательств, вынесение предупреждений, изъятие тиражей и так далее. События последнего времени наводят на мысль, что положение литератора может оказаться напрямую зависимым от того, есть ли в его произведениях те проблемные темы, решению которых власть предпочитает замалчивание.

Адвокат Владимира Сорокина и Кирилла Воробьева (Баяна Ширянова) Александр Глушенков о творчестве и о суде.

На что может рассчитывать литератор, против которого подан иск с обвинениями в распространении порнографии или пропаганде наркотиков?

А.Г.: На самом деле трудно сказать, на что он может рассчитывать, потому что отработанной юридической практики на сегодня нет.

Какие существуют критерии распространения порнографии и пропаганды наркотиков?

В последнее время вообще наблюдается тенденция, само слово "наркотики" рассматривать, как их пропаганду. В таком случае надо запретить Госнаркоконтроль, потому что в этом названии тоже содержится это слово. Мы, конечно, понимаем, что это абсурдно, но чиновники именно эту логику и пытаются насаждать: если в тексте говорится о наркоманах, или в какой-нибудь главе романа кто-нибудь...

...выкурил косяк?

Нет – это уже слишком жестко. Просто, без эмоций – кто-то употребил наркотики. Все – это уже пропаганда. Это достаточно глупо. С таким же успехом автора любого детективного романа можно обвинить в пропаганде убийства.

Недавно почти об этом говорил министр обороны Иванов – солдаты, сбежавшие со службы и расправившиеся по дороге с работниками милиции, до этого читали в библиотеке книгу "Убить мента".

Некоторые идут еще дальше: когда Сорокину предъявляли обвинение в порнографии, я читал экспертные заключения, где ему вменялось в вину то, что он описывает противоправные действия. То есть, если писатель описывает убийство, ему надо предъявлять обвинение в убийстве?

Также абсурдно судить за лексику. Совершенно понятно, что задача писателя – адекватно изображать то о чем он пишет – когда в произведении передается речь представителей какой-либо социальной группы, то язык должен соответствовать ситуации.

В этой ситуации, если давать рекомендации писателям, как избежать возможности уголовных преследований за их творчество, самым дельным советом будет – не писать. Или писать о цветочках.

Все эти разбирательства как-то слишком пристально рассматривают текст. А нельзя ли создать определенные юридические подстраховки вокруг текста. Как, например, предлагает Баян Ширянов, написать на книжке, чем рискует открывающий ее человек и продавать такие издания в специальных отделах в магазинах. Заодно получится и рекламная кампания.

На всех книгах Баяна Ширянова есть такие дисклаймеры. Тем не менее, на представителей, скажем мягко, некоторых министерств и ведомств такие вещи не действуют. Хотя почему бы ни сделать в литературе то же самое, что существует в кино, где есть фильмы "для семейного просмотра", или "не рекомендуется детям до 16 лет"; как в СМИ, где есть понятие "эротические СМИ", которые должны продаваться в запечатанном пакете для того, чтобы исключить возможность ознакомления с ними несовершеннолетних. Для книг таких ограничений нет, и я не вижу никаких препятствий, для того, чтобы внести такую маркировку.

Точно также ведь можно поступить и с визуальным искусством?

Да – можно. И был один общий законопроект, "О государственном регулировании оборота продукции сексуального характера", который еще в 1997 вносил Станислав Говорухин, где предлагалось сделать 3 категории: продукция эротического характера, сексуального и порнографического. При этом предлагалось полностью запретить порнографию и отрегулировать оборот сексуальной и эротической продукции. Но критериев, по которым можно было бы отличать одну категорию от другой, так и не было выработано. Законопроект благополучно прекратил свое существование. Хотя в принципе, возвращаясь к ситуации с Баяном Ширяновым, мы видим, что такой закон нужен. Получается, что никаких критериев нет, но человека все равно судят по отсутствующему закону.

Но ведь в уголовном кодексе есть статья о порнографии...

Сама эта статья – 242 – так и звучит: "Незаконное распространение порнографии". То есть законодатель, конструируя формулировку этой статьи, предполагал, что будут также приняты какие-то положения о законном обороте продукции сексуального характера, как есть, например, незаконный и законный оборот оружия или наркотических средств. И эти положения должны быть приняты. Необходимо определить – при каких обстоятельствах распространения порнографии наступает уголовная ответственность, опять же, критерии и места законной продажи и демонстрации. Тем более, в декабре 2003 года в Уголовном кодексе были сделаны некоторые изменения, в частности, появилась статья 242 прим., где говорится о запрете детской порнографии. Здесь законодатель снова косвенно вложил в статью 242 такой смысл, что, если может быть законное и незаконное распространение сексуальной продукции, то распространение порнографии с участием и использованием образов несовершеннолетних незаконно.

Если на данный момент распространение любого вида порно незаконно, вполне можно создавать комитет по борьбе с порнографией – Госпорноконтроль, который будет громить киоски на Комсомольской площади?

Да – и они покажут высокую видимость работы.

А в ситуации с писателями? Понятно, что выделение места в книжном магазине для продажи особого рода литературы и сопровождение таких книг дисклаймерами – условие, которое может эффективно работать, но, почему-то в России не внедряется. Что делать писателю, чтобы себя защитить, что делать общественности или юристу, чтобы ему помочь?

Тут надо понять, кто определяет – попадает ли книга под категорию порнографии, или нет. Я действительно боюсь, что какое-нибудь ведомство, типа Госпорноконтроля возьмется за это дело. Тогда большинство книжек придется продавать в спецотделах и в запечатанном виде.

... А Госпорноконтроль войдет в структуру Минкульта. Есть ли в мире другие примеры эффективно работающих организаций, которые бы регулировали оборот эротической продукции?

В Великобритании существует специальный общественный совет, который служит для определения – является ли издание или телепередача эротической, и когда ее можно показывать.

Кто входит в состав этого совета?

Представители общественности. Его создали по требованию родительских организаций для защиты детей от порнографии.

В России, к сожалению, все решается "сверху": приедет барин и нас рассудит. Общественность влиять на решение суда фактически не в состоянии.

Тогда насколько, возможно объяснить судье – где культура, а где порнография, учитывая отсутствие у него соответствующего образования?

Конечно, судейская работа накладывает отпечаток... Но, скажем, с делом Баяна Ширянова работает вполне интеллигентный молодой судья. (Кстати, это тот же самый судья, который определял меру пресечения Ходорковскому.) И вообще здесь не обязательно говорить об уровне образования судей. Дело не в этом, а в том, что судебная система превратилась в служанку государства. И действует, как хорошо отлаженная машина. Например, человек попал в поле зрения государственных органов, милиционер составил на него протокол, передал его дознавателю; дознаватель, особо не утруждаясь, что-то такое дописал, передал следователю; следователю лишь бы поскорее спихнуть дело – подшили, передали в прокуратуру; там проверили – ну есть некоторые натяжки, но не стали заострять внимание – передали в суд; судье тоже особо не хочется работать – переписал, что было в обвинительном заключении, составил приговор – человек пошел; все отчитались. При этом сегодня есть негласная установка по судам в Москве, чтобы не давать оправдательных приговоров – то есть, если дело поступило в суд, какой-нибудь обвинительный приговор должен быть. И на подобных негласных установках работает вся система.

То есть никто не может защитить писателя или художника? Гражданские организации, подобные тем, что защищают призывников не в силах это сделать?

Такие организации обычно участвуют в процессе – например, в защиту Баяна Ширянова выступил российский пен-центр, британский пен-центр – но к ним никто не прислушивается. Судья, конечно, аккуратно подошьет эти документы к делу, но на принятие решения, скорее всего это не повлияет.

Из-за того, что у нас действительно не развито гражданское общество, нам приходится переводить культуру на уголовно-процессуальный язык, а этого, на мой взгляд, делать нельзя. Нужно, чтобы конфликты в культурной сфере улаживались совместно с гражданскими организациями. А получается, что у нас сегодня одни только "Идущие вместе" определяют, что является культурой, а что нет. Мы не можем придумать образец единый для всех. Конечно, есть массовая культура, которая продвигается на рынке, также как какой-нибудь майонез. И есть Сорокин, который как был писателем, интересным для определенного круга образованных людей, так им и остается. Он не навязывается никому – его навязывают "Идущие вместе". Причем, искореженный текст без понимания контекста. В одном из последних исков, который подала на Сорокина Анна Жарова, он обвинялся в использовании образа ее отца – Евгения Жарова на обложке романа "Голубое сало". Суть обвинения была в том, что, дескать, грязный и пошлый роман компрометирует образ ее отца – советского актера и общественного деятеля. Позже выяснилось, что Анна Жарова знакома с романом только по цитатнику "Идущих", а сама его не читала. Так создается негативное общественное мнение.

Чем окончилась судебная эпопея Сорокина?

Она не окончилась. "Идущие вместе" подали новый иск после интервью Сорокина газете "Консерватор" на саму газету и на интервьюируемого. Смысл иска в том, что из-за этой публикации "Идущим" какая-то организация отказала в спонсорской помощи, и они потерпели убытки.

А вы не подавали в суд от имени Сорокина или Воробьева за оскорбления в их адрес, которые содержаться на сайте "Идущих вместе"?

От имени Воробьева подавали массу заявлений в прокуратуру. На сайте действительно содержатся оскорбления – например, он там назван негодяем – это прямое оскорбление. Но все наши заявления остались без ответа. Каждый раз мы обращались все более к вышестоящему начальству; в результате дошли до прокурора Москвы, на том все и заглохло.

Насколько творящему человеку необходимо сегодня разбираться в уголовном кодексе?

Ни на сколько. Пусть за него это делают профессионалы: юристы и его кураторы.

Может писатель или художник рассчитывать на бесплатную юридическую помощь в случае подачи на него исков за творчество?

Я с такими делами работаю бесплатно – это первые иски подобного рода и мне интересно. Но, впоследствии, думаю, услуги юриста в таких случаях будут оплачивать издатели, потому что их бизнес хорошо развивается – у интеллектуальной литературы в России тоже формируется свой читатель.

Версия для печати